Перейти к контенту

Предисловие к этой истории (действующие лица)

Минамото Ёритомо несомненно был великим политиком и предпочитал выигрывать сражения чужими руками. Основав в Камакуре свою ставку, он почти постоянно оставался в ней, обустраивая свои позиции и ведя многочисленные переговоры с потенциальными союзниками и вассалами. При этом он внимательно следил за всеми, кто мог представлять хоть какую-то опасность для его личной власти, и незамедлительно уничтожал таких людей. И его собственные родственники здесь не были исключением.
 
Вести же основные военные действия Ёритомо доверял своему сводному брату Ёсицунэ (1159-1189), который был на 13 лет его моложе. Впервые они встретились, когда Минамото Ёсицунэ уже исполнилось 20, он рвался в бой, боготворил своего брата и был готов стать для него надежным и преданным помощником.
 
Ёсицунэ проявил себя выдающимся полководцем, именно ему принадлежат наиболее громкие и самые блестящие победы над врагами Ёритомо. Эти победы прославили Ёсицунэ, песни о его подвигах сочинялись еще при его жизни, а впоследствии, после его трагической гибели, вся его жизнь стала темой для многочисленных книг, - пьес. поэм и комиксов.
 
Что же касается Ёритомо, или, как он будет называться ниже, Камакурского Правителя, то чрезмерная слава и популярность брата не давали ему покоя. А интриги экс-императора и придворных еще больше усиливали в нем подозрительность и зависть.

Основным принципом режима военной диктатуры, которую установил в стране Ёритомо, был принцип абсолютной и полной зависимость всех самураев от его личной воли. А это означало, что ни один из них не мог получать никаких назначений в обход правителя, в том числе и от императорского двора.
 
И хотя Ёсицунэ неоднократно обращался к брату с просьбой предоставить ходатайство ко двору для его повышения в придворном чине, но никакого ответа на это не получал, а высокие назначения доставались другим. Обойденный в присвоении высокого звания и чина Ёсицунэ почувствовал незаслуженную обиду, и этим тут же воспользовался старый интриган экс-император Го-Сиракава (он был тогда регентом при очередном малолетнем императоре). Дело в том, что императорский двор все еще не смирился с потерей реальной власти и старательно сеял раздоры среди новых правителей страны. Так вот, экс-император сразу возвёл Ёсицунэ в ранг императорского судьи и в звание офицера дворцовой гвардии, и это вызвало гнев Камакурского Правителя.

Считается, что Ёритомо устроил охоту на своего младшего брата Ёсицунэ по навету Кадзивара Кагэтоки. Это был один из лучших военачальников и самых верных соратников Минамото Ёритомо. Кагэтоки был человеком умным и расчетливым. В войске Ёритомо он стал одним из его доверенных лиц, полководцем, а позднее – инспектором армии, но везде натыкался на противодействие со стороны Ёсицунэ. Не раз у них возникали серьезные разногласия по поводу проведения военных операций. Впрочем вряд ли Ёритомо нужен был какой-то повод для преследования Ёсицунэ,- другого своего брата, Нориёри, и своего дядю Юкииэ он уничтожил без всяких доносов.

Так или иначе Ёсицунэ был объявлен врагом государства и на него началось охота. Четыре года вместе с небольшой группой соратников он бродил по стране и ему удавалось скрываться от шпионов брата и отбиваться от многочисленных нападений своих врагов. Эти четыре года скитаний оказались очень плодотворными для средневековой японской литературы. Они сделала Ёсицунэ любимым литературным героем японцев на многие века. Сочинения о нем, полные чудес и приключений, пророчеств и привидений, имели черты то народного эпоса, то рыцарского романа, где спорят между собой зависть и благородство, коварство и преданность, предательство и любовь. В литературном образе Ёсицунэ воплотились лучшие черты воина-самурая: храбрость, честность, благородство, военный талант, преданность и, самое главное, - доброе сердце, которое и стало причиной злобной зависти его старшего брата, в конце концов погубившего его.

Ну а в начале своих скитаний Ёсицунэ посетил столицу Киото, был принят экс-императором Го-Сиракавой и, как человек чувствительный, тайно осчастливил своим вниманием двадцать четыре особы женского пола. С собою в дорогу он забрал одиннадцать женщин, среди них пять танцовщиц, все они были милы и прелестны и искренне любили Ёсицунэ. Но самой горячо любимой женщиной из них была танцовщица Сидзука.

Сидзука-годзэн ("госпожа Сидзука") была знаменитой танцовщицей, исполнявшей сирабёси, она была дочерью монахини Исодзэнни (в тексте далее - Преподобная Исо), которая в прошлом тоже была танцовщицей сирабёси. Когда вскоре после начала этих опасных странствий выяснилось, что они совершенно не подходят для женщин, все дамы были отправлены по домам, и только преданная Сидзука одна оставалась при Ёсицунэ, сопровождая его в его опасных приключениях.

Но настало однако такое время, когда даже Сидзука не могла уже сопровождать опального полководца, и оказавшись в заснеженных горах Ёсино, среди многочисленных опасностей, он вынужден был с нею расстаться. Сидзука вернулась домой к матери, уже будучи беременной.

Именно отсюда и начинается эта история. Она представляет собой сокращенный пересказ двух глав "Сказания о Ёсицунэ". Эта повесть была написана в Японии где-то на рубеже 15-го и 16-го веков и переведена на русский язык Аркадием Стругацким.




О том, как Сидзука явилась в Камакуру и посетила храм Вакамии Хатимана

Когда Ёсицунэ направлялся на Сикоку, его сопровождали 11 женщин: шестеро дам и пятеро танцовщиц‑сирабёси, и среди них прославленная танцовщица Сидзука, к которой он питал особенную нежность. В самую глубь гор Ёсино зашла она с ним, но оттуда вернул он её в столицу, и она обрела приют у своей почтенной родительницы.
 
И тут прознали, что носит она под сердцем дитя Ёсицунэ и вскоре должна была разродиться. Это стало известно Ёритомо. Он призвал к себе Кадзивару и спросил того, как следует поступить.
 
Тот ответил:
 
– В заморских землях женщину, которая носит под сердцем дитя врага, надлежит считать великой преступницей. Если родится мальчик, он будет причиной большой опасности в будущем. Эту Сидзуку следует привести сюда и следить за её родами, и если будет мальчик, вы поступите по своему усмотрению, а если девочка, вручите её попечению вашей матушки.
 
И повелел Камакурский Правитель найти Сидзуку и доставить в Камакуру.
 
Вскоре ее обнаружили в храме Хосёдзи и вместе с ее матерью, Преподобной Исо, препроводили в Камакуру.
 
И, не в силах расстаться с наставницей, плача и стеная, вместе с нею отправились и две красавицы, ученицы её с детских лет, Сайбара и Сонокома.
 
На тринадцатый день пути прибыли они в Камакуру. На допрос Сидзуки были созваны и знатные, и незнатные вассалы, у врат резиденции Правителя было словно на многолюдной площади. Сама супруга Правителя, высокородная Масако, пожелала присутствовать и расположилась с приближёнными дамами за занавесью.
 
Узрев Сидзуку, Камакурский Правитель подумал: «Чудо как мила!»
 
Её усадили, но она не могла произнести ни слова и только плакала. Правитель сказал, обращаясь к Преподобной Исо:
 
– Для чего же отдала ты её Ёсицунэ, который стал врагом государева дома?
 
Преподобная Исо отвечала:
 
– До пятнадцати лет Сидзуки домогались многие люди, но ни к кому из них душа её не лежала. Однажды она исполнила у пруда Сидэ пляску моления о дожде. Там её увидел впервые Судья Ёсицунэ и призвал к себе во дворец. У него было множество возлюбленных, однако все они жили в разных местах по городу, и только одну Сидзуку он поселил у себя во дворце. Я же почитала это за большую честь для нас, ибо он ведь потомок государя Сэйва и брат Камакурского Правителя! Могло ли тогда мне даже во сне присниться, что всё обернётся так?
 
Камакурский Правитель произнёс:
 
– Однако же она носит ребёнка Ёсицунэ. Что скажешь на это?
 
– Это всему свету известно, и тут оправдываться не в чем, – ответила Преподобная Исо. – Родит она в будущем месяце.
 
Тогда Камакурский Правитель сказал Кадзиваре:
 
– Пока не проросло подлое семя, вскрой чрево Судзуки и уничтожь младенца!
 
Услышав это, Преподобная Исо и Сидзука схватили друг друга за руки и прижавшись лицом к лицу без памяти отчаянно закричали. Представивши себе, что в душе у Сидзуки, расплакалась и высокородная Масако. Стоны и рыдания разразились за ширмой, и слышались в них ужас и отвращение.
 
Вассалы угрюмо зашептались:
 
– Неслыханная жестокость. И без того наш Восточный край считают диким и страшным местом, а если ещё убьют прославленную Сидзуку, тогда уж нас и вовсе заклеймят позором.
 
А Кадзивара сказал Правителю так:
 
– Ваше повеление я выслушал. Однако дело касается только младенца. Если будет убита и мать, как вы избежите тогда кары за такое преступление? Надо бы дождаться сначала родов. Мы отправим её в дом сына моего Кагэсуэ, там она разродится, и нам доложат, мальчик это или девочка.
 
А Сидзука попросила передать Камакурскому Правителю такие свои слова:
 
– С той поры как мы покинули столицу, невмочь мне стало слышать само имя Кадзивары. Коли буду я в его доме и умру при родах, не ведать мне возрождения в Чистой Земле. О, если вам безразлично, повелите мне жить в дому у Хори‑но Тодзи, и тогда я была бы счастлива!
 
На это Ёритомо согласился.
 
Тогда Хори‑но Тодзи с женой отселились в иное место, отдали свой дом Сидзуке для родов и приставили к ней пятерых заботливых служанок. А Преподобная Исо возносила молитвы богам и буддам столицы и просила их о том, что если младенец во чреве Сидзуки окажется мальчик, то пусть он станет девочкой!
 
Так прошёл месяц, и наступило время родов. Когда начались схватки, жена Хори‑но Тодзи и Преподобная Исо явились помогать. Обошлось на удивление легко. Безмерно радуясь писку младенца, Преподобная Исо принялась пеленать его в белый шёлк и тут же увидела, что все молитвы её были напрасны и на руках у неё мальчик. «Горе тебе, бедняжка!» , - воскликнула она и повалилась в слезах.
 
Тогда и Сидзука взяла младенца из рук матери. Лишь один раз взглянув, прошептала: «Бедняжка!», натянула на лицо край одежды и откинулась на спину. Потом она проговорила:
 
– Не знаю, какие грехи совершил он и какие запреты нарушил в прежнем рожденье своём, но сколь это жестоко, что, едва появившись в мире людей, не увидевши ясно ни сияния солнца, ни света луны, не проживши ни единого дня, ни единой ночи, он вернётся на пути мрака! Всё предопределено кармой, и не пристало мне роптать ни на мир, ни на людей, но как горько мне сейчас расставаться с ним!
 
С этими словами она прижала к лицу рукав и расплакалась навзрыд.
 
Узнав о рождении сына Ёсицунэ, Камакурский Правитель призвал к себе Адати Киёцунэ.
 
– Скачи в дом Хори‑но Тодзи, – произнёс он. – Схвати младенца Сидзуки и убей на берегу бухты Юи.
 
Адати прискакал к дому Хори‑но Тодзи и объявил Преподобной Исо:
 
– Я – гонец от Камакурского Правителя, и мне приказано взять младенца и доставить его к нему.
 
– Ты врёшь, бесстыжий Адати! – вскричала Преподобная Исо. - Тебе, конечно, дан приказ предать смерти младенца! Но не спеши так, дай нам хотя бы обрядить его для кончины!
 
Однако Адати ждать не согласился, ворвался к роженице, выхватил младенца и поскакал с ним к бухте Юи.
 
Преподобная Исо, босая, не покрыв головы, с одной лишь ученицей своей Сонокомой побежала следом к берегу, за ней направился и Хори‑но Тодзи. Сидзука тоже было рванулась за ними, но жена Хори‑но Тодзи удержала ее.
 
Преподобная Исо выбежала на берег Юи и стала искать следы копыт, но не нашла. Она направилась по берегу на запад к тому месту, где река Инасэ вливается в бухту, и увидела ребятишек, игравщих на песке.
 
– Не проезжал ли здесь человек на коне и не бросил ли он где‑нибудь плачущего младенца? – спросила она.
 
– Что‑то он зашвырнул вон на ту кучу брёвен у края воды, – ответили они.
 
Преподобная Исо послала слугу Хори‑но Тодзи, и он отыскал и принёс ей труп ребёнка. «Не могу я вернуться с ним и показать его несчастной Сидзуке, – подумала она. – Схороню его лучше здесь». И уже погрузила руки в песок, но увидала вокруг следы нечистых копыт быков и коней. И убедилась она, что хотя берег и широк, а нет для могилки места. Тогда взяла она бездыханное тельце ребенка и вернулась с ним домой.
 
Словно живого, ласкала мертвого сына Сидзука и слёзы лились из её глаз. Наконец Хори‑но Тодзи призвал своих молодых кэраев, и они выкопали могилу позади храма Сёдзёдзюин. Когда же они вернулись с похорон, Сидзука сказала:
 
– Ни дня больше не могу я оставаться в этой постылой Камакуре!
 
И она стала немедленно готовиться к отъезду.
...

Но потом Преподобная Исо сказала дочери:
 
– Ты дала обет, что, если роды пройдут хорошо, то сходишь на поклонение к Вакамии Хатиману. Как же можно его нарушить? Но женщина может предстать перед Хатиманом лишь через пятьдесят один день после родов, а потому тебе надлежит ждать, пока ты очистишься духом и плотью. Так что придётся пока остаться.
 
И они остались.

Танец Сидзуки. Гравюра Китагава Утамаро (1753-1806), Harvard Art Museums/Arthur M. Sackler Museum.

Тем временем Камакурский Правитель предавался очищению перед паломничеством в храм Мисима. Самураи Восьми Провинций были при нём и вели меж собою беседы. Вспомнили и о Сидзуке.
 
– А, право, жаль, - сказал один из них, что нам с вами не довелось хоть раз посмотреть на её знаменитые танцы!
 
– Да неужто таковы ее танцы, что всем вам неймётся? – удивился Камакурский Правитель.
 
– Первая танцовщица в Японии, – сказал Кадзивара.
 
– Не слишком ли сильно сказано, – возразил Камакурский Правитель. – Это где же она так танцевала, что получила такое прозвище?
 
И вот что поведал Кадзивара:
 
– В некотором году сто дней стояла засуха. Пересохли реки, иссякли до дна колодцы, над всей страною нависла беда. Сто знаменитейших монахов прочитали сутру «Государь Защитник Страны», чтобы побудить драконов-подателей воды послать на землю дождь, однако же чуда не произошло. Тогда кто‑то предложил: «Надобно созвать сто танцовщиц‑сирабёси прекрасного облика, пусть они исполнят танцы у пруда Сидэ, и тогда драконы‑боги снизойдут к нашей нужде». По высочайшему соизволению созвали сто танцовщиц, и девяносто девять исполнили сирабёси, но ничего не случилось. Тогда вышла Сидзука и стала танцевать одна. Не успела она исполнить и половину сирабёси, как на глазах у поражённых людей со стороны гор вдруг встали и нависли над столицей чёрные тучи, Восемь великих драконов‑богов взревели громами и засверкали молниями, хлынул проливной дождь, который продолжался три дня подряд, и в стране воцарились покой и благополучие. И тогда государь‑монах (Го-Сиракава) своим указом объявил Сидзуку первой танцовщицей в Японии.
 
Выслушав это, Камакурский Правитель произнёс:
 
– Тогда хотелось бы посмотреть на нее.
 
Пошел тогда Кадзивара и вызвал Преподобную Исо.
 
– Камакурский Правитель ныне в добром расположении, – сказал он. – и пожелал он посмотреть один из прославленных танцев Сидзуки. Пусть она исполнит один танец.
 
Узнав об этом Сидзука воскликнула:
 
– Ах, я несчастная! Горе мне, что преуспела я в искусстве сирабёси! А теперь мне говорят: иди и танцуй перед этим отвратительным человеком! Но неужели он полагает, будто заставит меня танцевать потому лишь, что я танцовщица?
 
Ответа она не дала, и Кадзивара удалился, ничего не добившись.
 
Тогда призвал к себе Ёритомо Кудо Сукэцунэ. Тот жил когда-то в столице и нередко виделся с Судьёй Ёсицунэ, и к тому же и говорун он был искусный.
 
– Я посылал к Сидзуке Кадзивару, - сказал ему Правитель, - но она даже ответить не соблаговолила. Ступай‑ка теперь ты к ней и постарайся ее уговорить, чтобы станцевала.
 
Размышляя над этой задачей Кудо поспешил домой и сказал своей жене:
 
– Камакурский Правитель поручил мне чрезвычайно трудное дело. Он пожелал, чтобы я уговорил Сидзуку танцевать, хотя она и слушать не стала Кадзивару, которого послали прежде. Вот беда так беда!
 
Жена на это ответила:
 
– Не надо было поручать такое Кадзиваре. Тут следует вести себя по-другому. А надо бы явиться в дом Хори‑но Тодзи со всякими лакомствами, словно бы в гости, и потихоньку к ней подольститься.
 
А жена Кудо Сукэцунэ была из настоящих столичных барышень и звалась госпожой Рэйдзэй, она ещё не забыла умения слагать стихи и играть на музыкальных инструментах и полагала, что сможет уговорить Сидзуку без труда. И вот поспешила она отправиться в дом Хори‑но Тодзи.
 
Надо было расположить к себе Сидзуку, и жена Кудо, едва лишь началось угощение, запела песню имаё. Следом за ней запела и жена Хори‑но Тодзи. Тогда и Преподобная Исо тоже решила спеть, а Сайбара и Сонокома подпевали своей наставнице.
 
– День возвышающего душу пированья удлиняет жизнь на тысячу лет, - сказала тогда Сидзука. - Я тоже буду петь.
 
Она запела прощальное сирабёси, все были совершенно зачарованы ее пением.
 
Когда песня закончилась, принесли биву и кото. Биву положили перед женой Кудо, а кото передали Сидзуке. Когда же они кончили играть, жена Кудо рассказала несколько изящных историй и наконец приступила к делу.
 
– С древних времен на берегу бухты Юи у подножья Цуругаоки, в роще Хидзумэ люди стали поклоняться бодхисатве Хатиману. Хатиман – родовой бог Камакурского Правителя, а значит, он покровительствует и Судье Ёсицунэ, не так ли? Цуругаока почитается в нашей провинции как место, наибольше излюбленное божеством. Завтра, ещё до рассвета, мы отправимся туда все вместе, и вы сможете наконец выполнить свой обет. И если при этом свершите вы перед бодхисатвой Хатиманом свой танец, то всё содеется по вашему желанию и восстановится любовь между Камакурским Правителем и Судьёй Ёсицунэ. И разве не возрадуется в далеком краю Судья Ёсицунэ, услышав о том, как преданно вы для него постарались? И когда ещё представится вам такая возможность? Отбросьте же колебания и поклонитесь бодхисатве Хатиману!
 
Так она уговаривала Сидзуку.
 
– Пусть будет так, – сказала Сидзука. – Поскольку днём это трудно, я отправлюсь в час Тигра, исполню танец в согласии с чином и порядком в час Дракона и вернусь домой.
 
Узнав об этом, Кудо, который их подслушивал за стеной, в нетерпении вскочил на коня и поскакал ко дворцу Камакурского Правителя.
 
– Явится в храм Вакамии Хатимана в час Тигра, - прокричал он. - И будет там танцевать в час Дракона!
 
Все возликовали, а Камакурский Правитель произнёс:
 
–Странно, что она решила предстать перед божеством столь поздно ночью. А если чего доброго, она увидит меня в храме, то откажется танцевать. Что ж, тогда я отправлюсь туда прямо сейчас и затворюсь там.
 
И Камакурский Правитель направился в храм и занял место за шторой в зале посередине восточной галереи. Рядом с ним за занавесью расположилась его супруга высокородная Масако. Многие придворные дамы со своими служанками расположились поблизости. На западной и южной галерее также были заняты все места. Те, что пришли пораньше, расселись на каменных мостках галерей, встали под водостоками, с которых лила дождевая вода, стояли плечом к плечу и толпились на главном дворе. Опоздавшие заполнили склон горы, уже не имея надежды ни услышать пение, ни увидеть танец. По всем долинам и тропам стекался народ, пожелавший увидеть, как танцует Сидзука, и у храмовых врат Вакамии Хатимана было несметное множество людей.
 
Камакурский Правитель подозвал Кадзивару Кагэсуэ и спросил:
 
– Где будет танец?
 
– Эта чернь набилась повсюду, и ничего разобрать невозможно, – ответил тот.
 
– Пусть стража всех разгонит! – последовал приказ.
 
И стража принялась колотить всех налево и направо. Но люди говорили себе: «Такое увидишь только раз в жизни, а раны как‑нибудь заживут!», и продолжали лезть вперёд ни на что не обращая внимания.
 
– Нужно возвести помост для танца прямо посередине между галерей, - сказал один из приближенных.
 
– Живо возвести помост! – приказал Правитель.
 
Тотчас принесли доски, что были заготовлены для обновления храма, и возвели из них помост в три сяку (90 см), обтянув его жёлтым китайским шелком.
 
Близился час Змеи, но Сидзука все не появлялась. Люди стали ворчать: «А чего эта Сидзука тянет из нас душу!» Наконец прибыл паланкин с Сидзукой.
 
В сопровождении жены Кудо Сукэцунэ и жены Хори‑но Тодзи она вступила в галереи храма. Преподобная Исо, Сайбара и Сонокома расположились с нею на помосте, а жёны Кудо и Хори‑но Тодзи заняли места для зрителей среди трех десятков других женщин. Сидзука же, накрывшись полой одежды, погрузилась в тихую молитву.
 
Тут Преподобная Исо в усладу божеству велела Сайбаре взять маленький барабан цудзуми и стала петь и исполнять сирабёси. И люди говорили между собой: «Как же искусно должна танцевать Сидзука, если так танцует её не такая знаменитая родительница?»
 
Между тем по поведению людей Сидзука всё же догадалась о присутствии Камакурского Правителя. «Жена Кудо заманила меня сюда, чтобы заставить перед ним танцевать!» – и она стала раздумывать, как бы ей уйти отсюда поскорее, не исполнив ни единого танца.
 
Она подозвала к себе Кудо и сказала:
 
– Мне кажется, что здесь присутствует Камакурский Правитель. Сюда в Камакуру меня вызвали как подозрительное лицо, и я не взяла с собой никого из музыкантов. Сейчас моя матушка уже исполняет танец в согласии с храмовым чином и порядком. А потом мы отправимся в столицу, соберём музыкантов и вернёмся сюда снова, чтобы мне исполнить положенный танец.
 
И она собралась покинуть храм. Увидев это, все пришли в смятение.
 
Камакурскому Правителю доложили, и он произнёс:
 
–Если пойдёт слух, будто она отказалась танцевать в Камакуре, потому, что у нас нет музыкантов, это будет позором для нас. Кто из моих самураев может играть на музыкальных инструментах?
 
И вскоре три музыканта были найдены и один за другим поднялись на помост.
 
Тогда Сидзука стала готовиться к танцу. В тот день поверх белого косодэ на ней были надеты кимоно из китайской камки, белые хакама со штанинами до самого пола и куртка суйкан с узором в виде цветов водяного ореха. Её длинные волосы были высоко зачёсаны, и тонкие брови лишь едва намечены на слегка подкрашенном лице, исхудалом от недавних страданий. Когда с алым веером в руке встала она лицом к святилищу, то словно бы заколебалась, начинать ли танец: должно быть, охватил её стыд, что будет она танцевать перед Камакурским Правителем.
 
Глядя на неё, высокородная Масако сказала:
 
– Прошлой зимою её качали волны у берегов Сикоку и обдували злые ветры в горах Ёсино. В нынешнем году её изнурил долгий путь из столицы к нам на восток. И всё же взгляните на неё: есть ли в нашей стране женщина прекраснее Сидзуки?
 
Много сирабёси знала Сидзука, но более всего по сердцу было ей сирабёси под названием «Симмудзё», которое она исполняла с особенным мастерством. Его-то она и запела. Дух захватило у всех, кто слышал ее, и вопль восторга отдался эхом в облаках.
 
Сирабёси были лишь на половине, когда Кудо Сукэцунэ, игравший на барабане цудзуми, вдруг засучил рукав своей куртки и выбил на цудзуми заключительную дробь. Сидзука сейчас же остановилась и звучным голосом прочла стих «Век государя».
 
– Жестокосердный Кудо! – возроптали люди. - Пусть бы она танцевала дальше!

Сидзука танцует перед Ёритомо. Гравюра Судзуки Харунобу 1766 г., Museum of Fine Arts, Boston.

А Сидзука запела:
 
Вертится, кружится сидзу,
 
Всё повторяется сидзу!
 
Как бы сделать сегодняшним днём
 
День вчерашний,
 
Когда повторял ты: «Сидзу!»
 
С тоской вспоминаю следы,
 
Оставленные тобой,
 
Когда уходил ты, ступая
 
По белым снегам
 
На склонах крутых Ёсино.
 
Камакурский Правитель с треском опустил штору и объявил:
 
– Сирабёси было скучное. Ни манера танцевать, ни манера петь мне не нравится. А что она сейчас пела? Как видно, она думает, что Ёритомо ‑ неотесанная деревенщина и ничего не поймёт. Но я-то всё прекрасно понял. «Вертится, кружится сидзу, всё повторяется сидзу» это значит: «Долой Ёритомо, да здравствует Ёсицунэ!» А это её «уходил ты, ступая по белым снегам на склонах крутых Ёсино» означает просто: хоть Ёритомо и прогнал Ёсицунэ, но это мы ещё посмотрим кто кого! Какая мерзость!
 
Услышав это, высокородная Масако сказала:
 
– Искусство танца у Сидзуки замечательное, но танцует она лишь для тех, кто чувствует подлинную красоту. Кто, кроме Сидзуки, был бы достоин танцевать перед вами? А потому, какие бы дерзости ни говорила она, она всё же слабая женщина и вы простите её.
 
Поняв, что она вызвала неудовольствие Правителя, Сидзука вернулась на помост и пропела:
 
Зачем вспоминать следы,
 
Оставленные тобою,
 
Когда ты навеки ушёл
 
По белым снегам
 
На склонах крутых Ёсино!
 
Камакурский Правитель поднял штору на полную высоту, и все зашептали:
 
– Это ей в похвалу!
 
От высокородной Масако был Сидзуке пожалован шёлк в драгоценном футляре. От Камакурского Правителя - три длинных ларца, украшенных перламутром. И другие дали ларцы, а те, у кого недостало богатства дарить ларцы, – те тащили и бросали в раскрытые ларцы косодэ и прочую одежду и набросали целые горы, так что добра набралось на шестьдесят четыре ларца.
 
Увидев это, Сидзука сказала:
 
– Танцевала я не для даров, а в моленье за Судью Ёсицунэ.
 
И все эти ларцы до последнего отдала на обновление храма Вакамии Хатимана. А все одежды до последнего косодэ, отдала настоятелю на службы за своего господина. Затем возвратилась она в дом Хори‑но Тодзи. На следующий день она посетила Камакурского Правителя, дабы испросить разрешение на выезд, после чего в дом Хори‑но Тодзи явились к ней благорасположенные самураи и всячески её превозносили. От Камакурского Правителя было пожаловано ей множество подарков. И по его повелению Хори‑но Тодзи во главе пяти десятков всадников проводил её в столицу.
 
Глубоко скорбя о погибшем сыне, Сидзука по пути поручила молиться за него тысяче монахов. Так она вернулась в столицу, в свой дом в Китасиракаве. Но и там она не в силах была забыть пережитое, не желала никого принимать и всецело предалась своей печали.
 
Дни и ночи проводила она в храме, читая сутры и повторяя имя Будды, и осознала, что жизнь в миру не для неё. Не сказав даже матери, постриглась она в монахини. Под стенами монастыря Четырех Небесных Царей построила из травы шалаш и уединилась в нём со своей матерью, Преподобной Исо, ведя жизнь истинную, согласно учению Будды.
 
Казалось, какое чудное будущее предстояло ей! А она ушла от мира в девятнадцать лет. Осенью на следующий год, когда пурпурные облака заволокли небо, послышались вдруг звуки музыки, и Сидзука удалилась из этого мира в Чистую Землю Будды Амиды. Вскоре и Преподобная Исо соединилась с нею в том блаженном краю.
 


На фотографии ниже запечатлено то место, на котором состоялся этот легендарный танец.

Майдоно - храмовый павильон с приподнятой сценой для ритуальных танцев находится там, где когда-то возвышался помост, на который вышла Сидзука и ее музыканты, это строение вместе с другими зданиями храма было уничтожено пожаром в 1191 году.
Слева видна часть крыши здания, стоящего сейчас на месте старого главного храма Вакамии Хатимана, ну а справа - дерево гингко, - живой свидетель этого знаменитого танца.

Не исключено, что когда толпа любопытных заполнила пространства храма и склон горы, чтобы увидеть как танцует Сидзука, некоторые из публики для лучшего обзора залезали и на это дерево.
Если, конечно, вся эта история действительно произошла...

Назад                                               Дальше
Назад к содержимому